Вселенная как мир всей твари, человечество, собранная вокруг Христа и Богоматери, тварь, собранная
вокруг человека в надежде на восстановление нарушенного строя и лада - вот та общая заветная
мысль русского пустынножительства и русской иконописи, которая противополагается и вою зверей, и
стражам бесовским, зверообразному человечеству. Мысль, унаследованная от прошлого, входящее
в многовековое церковное предание. В России мы находим ее в памятниках ХШ-ого века, но никогда
русская религиозная мысль не выражала ее в образах столь прекрасных и глубоких, как русская
иконопись ХУ-ого века.
Тождество той религиозной мысли, которая одинаково воодушевляла и русских иконописцев того времени,
обнаруживается в особенности в одном ярком примере. Это - престольная
икона Троицкого собора Троицко-Сергиевской лавры - образ живоначальной Троицы, написанной около 1408
года знаменитым Андреем Рублевым на "похвалу" преподобному Сергию всего через семнадцать лет после
его кончины по приказанию его ученика - преподобного Никона. В иконе выражена основная мысль всего
иноческого служения преподобного.О чем говорят эти грациозно склоненные книзу головы трех ангелов и
руки, посылающие благословение на землю? И отчего их как бы снисходящие к чему-то низлежащему
любвеобильные взоры полны глубокой возвышенной печали! Глядя на них, становится очевидным что они
выражают слова первосвященнической молитвы Христовой, где мысль о святой Троице сочетается с печалью
о томящихся внизу людях. Я уже не в мире, но они в мире, а я к Тебе иду, Отче Святый. Соблюди их во
имя твое тех, которых Ты мне дал, чтобы они были едино, как и мы. Это - та самая мысль, которая
руководила св. Сергием, когда он поставил собор св. Троицы в лесной пустыне, где выли волки. Он
молился, чтобы этот зверообразный, разделенный ненавистью мир преисполнился той любовью, которая
царствует в предвечном совете живоначальной Троицы. А Андрей Рублев явил в красках эту молитву,
выразившую и печаль, и надежду св. Сергия о России.
Победой прозвучала эта молитва; она вдохнула мужество в народ, для которого родная земля стала
святыней. И все, что мы знаем о творчестве Андрея Рублева, показывает, что он воодушевлен этой
победой, победившей мир.
Этим чувством преисполнена его фреска "Страшного суда" в Успенском соборе во Владимире на Клязьме.
О победе здесь говорят могучие фигуры ангелов, которые властным трубным звуком вверх и вниз
призывают к престолу Всевышнего всю тварь небесную и земную.Движимые этим призывом, стремятся вперед
и ангелы, и люди, и звери. В очах праведных, шествующих в рай и устремляющих взоры в одну точку,
чувствуется радость близкого достижения цели и непобедимая сила стремления.
В этой изумительной фреске все характерно для эпохи великого духовного подъема - и эти величественные
образы духовной мощи, и необычайная широта размаха мирообъемлющей мысли. Иконопись ХУ-ого века
удивительно богата широкими замыслами. И все эти мировые замыслы представляют собою бесконечно
разнообразные варианты на одну и ту же тему, все это - хвалебные гимны той силе, которая побеждает
мировую рознь и претворяет хаос в космос. С этой точки зрения весьма характерно, что именно к ХУ-ому
веку относятся два самых лучших для всей мировой живописи изображения "Софии" Премудрости Божией.
Мысль, выразившаяся в этих иконах, для России не нова: она перешла к нашим предкам от греков тотчас
по принятии крещения, когда на Руси повсеместно строились храмы св. Софии. Древнейшая престольная
икона новгородского храма свю Софии относитчя к Х1-ому веку. Но всмотритесь в названные мной
изображения ХУ-ого века и вы будете поражены той необычайной свежестью чувства, которое в них
вылилось.
Посмотрите, как глубоко продумано это изображение. "София" - предвечный замысел Божий о мире, та
Мудрость, которую мир сотворен. Поэтому естественно сопоставить ее с предвечным изначальным Словом.
Так оно и есть в иконе. В верхней части ее мы видим образ вечного Слова - Евангелие, окруженное
ангелами; это комментарий на первый стих Евангелия Иоанна: в начале бе Слово; далее под Евангелием,
другое явление так же Слова -Христос в солнечном сиянии Божественной славы, Христос творящий согласно
третьему стиху того же Евангелия:все произошло через него и без него не начало быть ничего, что
произошло. Еще ниже в непосредственном подчинении творящему Христу София-Премудрость на темном фоне
ночного неба, усыпанного звездами.Что значит эта ночная темнота? Это опять-таки ясное указание на
стих Евангелия. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. А звезды, сияющие на небе, это - огни,
зажженные во тьме Премудростью, рассыпанные в ней искры Божьего света, миры, вызванные из мрака
бытия ее творческим актом.Глядя на эту звездную ночь вокруг Софии, невольно вспоминаешь стих
книги Голубиной*: "ночи темные - от дум Божьих". В другой лекции я имел случай объяснить, почему в
иконе окрашены ярким пурпуром лик, руки и крылья св. Софии. То пурпур Божьей зари, занимающейся
среди мрака небытия; это - восход вечного солнца над тварью. София - то самое, что предшествует
всем дням творения, та сила, которая из ночного мрака рождает день; можно ли найти другой цвет,
более для нее подходящий, нежели пурпур зари? Образы двух свидетелей Слова - Богоматери и Иоанна
Крестителя - в иконе тоже напоминают о начале евангельского повествования.
Повторяю, в русской иконописи есть изображения более ранние и более поздние, но такого совершенства,
как эти иконы ХУ-ого века, не достигают никакие другие. Именно в конце Х1У и в начале ХУ века
занялась в России заря великого творческого дня, была явлена победа Духа над беспросветной тьмой.
Чтобы так почувствовать красоту предвечного творческого замысла, нужно было жить в эпоху, которая
сама обладала великою творческою силой.
Есть и другая причина, которая делает мысль о "Софии" особенно близкою ХУ века: с образом "Софии"
сочетается все та же мысль о единстве всей твари. В мире царствует рознь, но этой розни нет в
предвечном творческом замысле Премудрости, сотворившей мир. В этой Премудрости все едино - и ангелы,
и люди, и звери, эта мысль о мире сей твари уже ярко выражена в памятниках конца ХП века, в
Дмитриевском соборе во Владимире. В замечательных украшениях на наружной стене этого храма можно
видеть среди фантастических цветов - зверей и птиц, собранных вокруг глашатая Премудрости Божией,
царя Соломона; эта не та тварь, какую мы видим и наблюдаем, а прекрасные идеализированные образы
твари как ее замыслил Бог, собранной в цветущий рай творческим актом Премудрости.
Мы видели, как близка эта мысль о восстановлении райского отношения между человеком и низшей тварью
поколению, выросшему под благодатным воздействием святого Сергия. Неудивительно, что это одна из
любимых мыслей иконописи ХУ века. В иконописи ХУ века в особенности ярко выступает один замечательный
оттенок этой мысли. Не забудем, что как раз ХУ век является эпохой усиленного строительства и в
духовном и материальном значении этого слова. Мы видели уже, что это век углубленния и распространения
иночества, время быстрого умножения и роста монастырских обителей, которые вносят жизнь в местности,
до того пустынные. Вместе с тем - это эпоха великого подъема церковного зодчества. Успокоившаяся от
страха татарского погромы, Русь усиленно строит храмы. Неудивительно, что этот рост церковного
строительства находит яркое отображение в иконе.
В иконописи ХУ века века бросается в глаза великое изобилие храмов,притом, как уже было указано,
храмов чисто русского архитектурного стиля. Но поразительно тут не только количество, но и в
особенности то идейное значение , которое получает здесь этот храм. В другой моей лекции я уже
указывал, что это - храм мирообъемлющий. Посмотрите на тогдашние иконы Покрова Пресв. Богородицы
и сравните их с иконами Х1У века. В иконе Х1У века мы видим видение св. Андрея юродивого, которому
явилась Богоматерь над храмом - и только. Но вглядитесь внимательнее в икону Покрова ХУ века:там это
видение получило другой - всемирный смысл. Исчезает впечатление места и времени, вы получаете
определенное впечатление, что под Покровом Божией Матери собралось все человечество. То же самое
впечатление мы получаем от распространенных в ХУ веке икон "О Тебе, благодатная, радуется всякая
тварь. Там вокруг Богоматери собирается в храм "ангельский собор и человеческий род". А в Сийском
монастыре есть икона более позднего происхождения, где вокруг этого же храма собираются птицы и
животные. Храм Божий становится тут становится собором всей твари небесной и зесной. Мысль эта
передается и в позднейшую эпоху нашей иконописи. Когда мы видим, что собор, собравший в себе всю
тварь небесную и земную, возглавляется русскою главою, мы чувствуем себя в атмосфере той эпохи,
когда где возникла мечта о третьем Риме. После уклонения греков в унию и падения Константинополя
Россия получила в глазах наших предков значение единственной хранительницы неповерженной веры
православной. Отсюда та вера в ее мировое значение и та наклонность к отождествлнию русского и
вселенского, которая чувствуется в иконе.
Но самая ценная черта этой идеологии русской иконописи - вовсе не в повышенном национальном
самочувствии, которое с ней связывается, а в той мистической глубине, которая в ней открывается.
Грядущий мир рисуется иконописцу в виде Храма Божия; тут чувствуется необычайно глубокое понимание
начала соборности; здесь на замле соборность осуществляется только в человечестве, но в грядущей
новой земле она становится началом она становится началом всего мирового порядка: она распространяется
на всякое дыхание, на всю "Новую тварь", которая воскреснет во Христе вслед за человеком.
Вообще в видениях русского иконописца ХУ века облекаются в художественную форму исключительно
богатые сокровища религиозного опыта, явленные миру целым поколением святых. Духовным
родоначальником этого поколения является не кто иной, как Сергий Радонежский. Сила его духовного
влияния, которая несомненно чувствуется в творениях Андрея Рублева и не в них одних, дала повод
некоторым исследователям говорить об "особой школе иконописи" Преподобного Сергия. Это разумеется
оптический обмен - такой школы вовсе не было. Не будучи основателем новой школы, Преподобный Сергий
оказал на иконопись огромное косвенное влияние, ибо он - родоначальник той духовной атмосферы, в
которой жили люди конца Х1У и ХУ веков.Тот общий перелом в русской духовной жизни, котороый связывается
с его именем, был вместе с тем и переломом в истории нашей религиозной живописи. До св. Сергия мы видим
в ней лишь отдельные проблески великого национального гения; в общем же иконопись являлась искусством
по преимуществу греческим.Вполне самобытной и национальною иконопись стала лишь в те дни, когда
когда явился св.Сергий, величайший представитель целого поколения великих русских подвижников.
Оно и понятно: иконопись только выражала в красках те великие духовные откровения, которые были тогда
явлены миру; неудивительно, что мы находим в ней необычайную глубинутворческого прозрения , не только
художественного, но и религиозного
Всмотритесь внимательнее в эти прекрасные образы и вы увидите, что в них в форме вдохновенных видений
дано имущему очи видеть необыкновенно цельное необыкновенно стройное учение о Боге, о мире и в
особенности о церкви в ее воистине вселенском, то есть не только в человеческом, но и космическом
значении. Иконопись есть живопись прежде всего храмовая: икона не понятна в не того храмового, соборного
целого, в состав которого она входит.Что же такое русский православный храм в его идее? Это гораздо
больше, чем место, где молятся -это целый мир, не тот греховный, хаотический и распавшийся на части
мир, который мы наблюдаем,а мир, собранный воедино благодатью, таинственно преображенный в тело
Христово. Снаружи он устремляется ввысь, молитва, подъемлющая к крестам каменные громады и увенчанная
сходящимися с неба огненными языцеми. А внутри он - место совершения величайшего из всех таинств -
того самого, которому полагается начало собору всей твари. Воистину весь мир собирается во Христе
через таинство Евхаристии , и силы небесные, и земное человечество, и живые, и мертвые.В нем
надежда и низшей твари ибо и она с надеждою ожидает откровения сынов Божиих и окончательного своего
освобождения от рабства и тления.
Такое Евхаристическое понимание мира как тела Христова - мира, который в будущем веке должен стать
тождественным с церковью, изображается во всем строении храма и во всей его иконописи. Это - главная
идея всей нашей архитектуры и иконописи вообще. Вся красота древне-русской иконописи предсталяет собою
прозрачную оболочку этой тайны, ее радужный покров. И красота этого покрова обусловливается той
необычайной глубиной проникновения в тайну, которая была возможна только в век величайших русских
подвижников и молитвенников.